Кожин по большому счету

В день художника, 8 декабря в Архангельске скончался Александр Кожин. Пошел в магазин и не вернулся. Слился с потоком прохожих, автомобилей, обрывков слов и цифр. Не будет банальностью сказать, что с уходом художника Кожина ушла эпоха — эпоха традиции русского авангарда хх века, носителем и проводником которой, он, безусловно, был.

Александр Кожин родился в 1949 году в Архангельске, в корабельной Соломбале, и с самого раннего детства отлично рисовал, в 11 лет довольно легко поступил в художественную школу при Академии художеств в Ленинграде (СХШ). И с этих пор его жизнь будет связана с Питером неразрывно. Даже живя и работая здесь, в Архангельске, он станет считаться «питерским». Эта его «питерскость» не была чем-то напускным, «понтовым», это было частью культуры, которую он впитал с детства. Важнейшим событием в его жизни стала встреча в 1968 году с Владимиром Стерлиговым — потрясающим художником и философом середины ХХ века. Стерлигов учился у Малевича, а его жена Татьяна Глебова — у Филонова. Оба они были очень близки с Хармсом и обэриутами в 1930-х. Войдя в их ближний круг, Кожин окунулся в среду экспериментаторов-«подпольщиков», стал участвовать в полузапрещенных квартирных выставках. 

Отчетная выставка «стерлиговцев»,Конец 60-х — начало 70-х, из архива Геннадия Зубкова

Позже Кожин вспоминал эти первые встречи со Стерлиговым: «У Владимира Васильевича не было «пустоты». Всё в жизни как-то уплотнялось при нём, обретало смысл, наполненность. Как-то он подошёл к полке со стоящей раскрытой книгой (с репродукциями икон) и, перелистнув страницу, сказал: «Мир изменился». Вот и для меня в какой-то мере мир со Стерлиговым изменился! Стерлигов — удивительный художник. О «Белом квадрате» Малевича он сказал: «Какая это чистая и возвышенная фантазия — написать белое на белом!..» Но и его творчество — это живое, чистое, глубокое прикосновение к тайне бытия». Творчеством и самобытной философской системой «чаше-купольной» живописи Стерлигова Кожин проникся сразу, работы мастера его ошеломили. Ничего похожего он не видел ни в музеях, ни в Академии: «Холсты, пастели, акварели и маленькие альбомные рисунки — какую сильную духовную энергию они содержат! Свет, наполняющий его работы, — подлинный; это духовный свет (как не вспомнить Рублева), он замешан в саму фактуру, в краску, в поверхность работы, пережитую и рукотворную. За этим светом — большая внутренняя работа, собранность, череда прожитых лет, лагеря. И чистота сердца, без которой, как сказано, не «…узреть Бога…»

Кожин окончил живописный факультет Института живописи, скульптуры, архитектуры имени И. Е. Репина и стал участником группы «стерлиговцев», они вместе выставлялись, проводили встречи, диспуты. «Иногда проходил разбор работ. Мы раскладывали их на полу, и возникал страшно интересный, не всегда понятный разговор, но этот анализ сделанного, рассуждения Владимира Васильевича формировали нас, его учеников, подвигали к пониманию глубоких основ живописи. Думаю, что это было главным», — вспоминал Кожин в одном из интервью. В костяк группы входили: Е. Александрова, А. Батурин, А. Гостинцев, Е. Гриценко, Г. Зубков, А. Киселев, А. Кожин, Г. Лакин, В. Смирнов, В. Соловьева, С. Спицын, М. Цэруш, Ю. Гобанов (тоже архангелогородец). Вместе с художниками стерлиговской школы Кожин был участником двух легендарных художественных выставок ленинградского авангарда, прошедших в 1974 и 1975 годах в ДК им. И. И. Газа и ДК «Невский». Там был представлен весь цвет нонконформистского искусства Питера! 

Более 100 независимых художников выставили свои работы. На выставку в ДК «Невский» посетителей пускали партиями, ажиотаж был страшный. Общий сеанс длился 40 минут. Учитывая большое количество картин, на просмотр каждой в среднем приходилось шесть  секунд. Для советского зрителя это было потрясение — впервые в таком объеме было представлено живое неофициальное искусство, впервые оно вышло из подвалов и чердаков на свет. Официальная реакция властей была крайне негативной, художников упрекали в непрофессионализме, формализме, буржуазной направленности, безыдейности, чуждой Союзу советских художников. В историю искусства эти две выставки вошли под именем «Газаневщина». Это же имя закрепилось и за неофициальной подпольной художественной культурой Ленинграда 1970-х годов, одним из ярких представителей которой был Александр Кожин.

В 1980-х Кожин вернулся в Архангельск, однако связей с Ленинградом-Петербургом никогда не прерывал — участвовал в сборных выставках, открывал персональные, дружил с художниками, музыкантами. В Архангельске он преподавал в детских художественных студиях, много работал в мастерской. Примерно к 1990-м годам сложился его особый стиль, которому он больше не изменял — методичное изучение пространства и движения времени. Кожин не пишет свои работы, он их собирает. Это объемные нефигуративные плоскости или объекты со множеством аппликаций из газетных обрывков, цифр календарей, книг, этикеток, сложных монохромных или многоцветных выкрасок и вклеек, решеток, сетей. Он работает с бумагой, но не как с поверхностью, а как с материалом. Он лепит из нее объем, рвет, мнет, режет, внося тем самым дополнительную структуру случайности, природности в неумолимую логику цифр. «У каждого своя история искусств», — говорил Стерлигов, и у Кожина она была своя, «кожинская». В работах последних 30 лет художник достигает потрясающей ясности и высоты. «Главная тема творчества Александра Кожина — чистота порядка. Он любит цифры, календари, решетки и тому подобные упорядочивающие инструменты. Конечно, он видит: природа разнообразна, изменчива. Но знает: эта изменчивость подчинена неумолимой логике. Репрезентацией такой логики — серийность, симметрия, вариации, комбинации, аналогии — и занимается художник», — пишет о Кожине известный арт-критик Ирина Карасик.

Впервые я познакомился с Александром Феодосьевичем в начале ­90-х, меня привели к нему «показывать» как «юное дарование». На тот момент мои художества «одобрили» Егоров и Зимирев, и я уже привык к одобрению. Помню, в старой деревяшке мастерских худфонда на Логинова я разложил на полу перед ним свои рисунки тушью. Он быстро, почти не задерживая взгляда, пробежался и холодно, немного смущаясь, сказал: «Надо учиться». И, конечно, был прав. Тысячу раз прав! Если хочешь быть мастером — надо учиться! Он-то уже в 11 лет учился в «художке» при академии, рисовал все эти бесконечные гипсы и натюрморты, бродил по городу с этюдником. К своей беспредметности, к отказу от фигуративности, к своим цифрам он пришел долгим и осознанным путем. Кожин был действительно самым «ученым» из архангельских художников. Но не это меня в нем притягивало. Я с нежностью вспоминаю наши посиделки в мастерской: всегдашняя водка и фирменные бутерброды с селедкой, книги, альбомы, какие-то диковинные предметы и объекты вокруг — и он со своим «соломбальским» прищуром спокойно и легко говорит о каких-то потрясающих, сложнейших вещах, достает художественные альбомы, листает, показывает, иллюстрируя свой рассказ. Наверное, главное, о чем он говорил постоянно, это проблема формы и содержания в искусстве. Его восхищали какие-то очень простые, даже наивные вещи и раздражала любая «сделанность», искусственность, рассудочность, вымученность. Запомнилось, как на своей выставке в музее Борисова я подвел его к работе, которая мне казалась удачной, а он неожиданно: «Женя, слишком лихо загнул». Это значит перестарался и спугнул что-то важное. Поймать важное — вот фокус.

Кожин всегда был по большому, как говорят — «по гамбургскому» счету, сказать сразу о главном — большая смелость. Хотя даже на открытии своей последней маленькой персональной выставки «Поток» на верфи Товарищества поморского судостроения в Архангельске он называл свои работы «картинками», а каталоги работ — «каталожками», по старой обэриутской традиции понижая регистр пафоса в разговоре о действительно большом. Настоящие художники, конечно, не умирают — остаются их работы. А Кожин был настоящим, большим. Важно только, чтобы работы выставлялись. Потому что — это про жизнь.

Работы Александра Кожина находятся в собраниях Государственной Третьяковской галереи, Москва; Государственного Русского музея, Санкт-Петербург; Государственного музея истории Санкт-Петербурга; Музея нонконформистского искусства, Санкт-Петербург; Творческого союза художников (IFA), Санкт-Петербург; Архангельского областного музея изобразительных искусств, Архангельск; Самарского областного художественного музея, Самара; Музея органической культуры, Коломна; Фонда Татьяны и Наталии Колодзей, Москва, Нью-Брансуика, США; Клауса Шперманна, Германия, Берлин; Kupferstichkabinet, Дрезден, Германия; Nationalgalerie, Берлин; «Dodge Collection, Меканиксвилл», Штат Мэриленд, США; в частных коллекциях России, Англии, Германии, Бразилии, Италии, Франции, Израиля, Австрии. 

Источник https://openarh.ru/gorodskaja-sreda/kozhin-po-bolshomu-schetu