Евгений Ковтун. Елена Гуро. Поэт и художник

Елена Генриховна Гуро (1877-1913) вошла в литературу, когда русский символизм клонился к закату. Она была художником переходной эпохи, и может быть, поэтому обаяние ее творчества испытывали как символисты, так и молодые поэты-будетляне. А. Блок записал в дневнике: «Е. Гуро достойна внимания»1. М. Матюшин вспоминал: «Так Маяковский говорил, что наиболее интересен ему поэт Елена Гуро»2. Кратковременный расцвет творчества Гуро (1910-1913) совпал с победным шествием русского кубофутуризма. Гуро участвовала в этом движении, но ей принадлежит в нем особое место. В отличие от футуристов, ее не увлекают ни урбанизм, ни моторы, ни бешеные скорости. Город с его машинной цивилизацией - для Гуро средоточие душевных страданий, неустроенности и заброшенности человека. Она чувствует его враждебность природе и душе, связывая эти понятия внутренним единством: «Деревья - спасители нашей души <...> Что ты делаешь, чтобы быть чистым? Я выхожу утром и смотрю на вершинки и меряю мою чистоту по ним»3.

В разгар урбанистических увлечений в поэзии, кубистической геометризации в живописи в творчестве Гуро происходит опережающий время поворот к природе. Она противопоставляет «механизму» «организм», обращается к «спасающей земле», стремясь уподобить творческий процесс ритмам живой природы: «Попробуй дышать, как шумят вдали сосны, как расстилается и волнуется ветер, как дышит вселенная, подражать дыханию земли и волокнам облаков»4. В дневниках и произведениях Гуро проходит образ поэта, исполненного сострадательной любви ко всему живому. Такой поэт - «даятель, а не отниматель жизни»5. Движение к природе получило в творчестве Гуро редкостную в своей высоте и чистоте одухотворенность.

Гуро была одним из пионеров жанра короткого рассказа в русской литературе. Решенные в определенном эмоциональном ключе, ее импрессионистские эссе сюжетно самостоятельны, и вместе с тем книги Гуро - не сумма рассказов, а нечто большее. Эти миниатюры - своего рода кирпичики, из которых она «возводит» книгу как целостное произведение. «Рассказ есть зодчество из слов. Зодчество из "рассказов" есть сверхповесть», - писал Хлебников о «Зангези»6. Предвосхищая его, Гуро создает свои «сверхповести - «Бедного рыцаря» и «Небесных верблюжат».

Живопись и графика Гуро до сих пор остаются вне поля зрения исследователей, а ведь ее работы в 1920-е годы были в экспозиции новейших течений в Русском музее. Быструю эволюцию художницы можно проследить по альбому рисунков и акварелей Гуро, хранящемуся в Пушкинском Доме. Ученица Я. Ционглинского, она начинает с точных натурных зарисовок, затем переходит к импрессионизму и позже - к «синтетизму», как назвал Матюшин зрелые работы Гуро, максимально обобщающие цвет и форму. «Импровизируя» кистью, Гуро смело обращается с «натурой», добиваясь нужной ей выразительности. Непринужденность, с которой она строит форму, можно определить как принцип «свободной пластики», и в этом отношении ее работы близки к рисункам Михаила Ларионова. Особенно значителен круг работ, посвященных образу Бедного рыцаря.

В живописи Гуро, как и в поэзии, ощутимо то же движение к природе. Предметы на ее холстах, теряя тяжесть, пребывают в парящей легкости и невесомости. Кажется, что материальная субстанция красок без остатка претворилась в светоносно-вибрирующие, нежно-мерцающие, дымно-клубящиеся цветовые образования, как бы наделенные свойством духовности.

Художественные идеи Елены Гуро, малозаметные в период господства кубистической геометризации и конструктивизма, дали начало новому движению в русской живописи, принесшему замечательные плоды в 1920-е годы в работах школы Матюшина.

1Дневник Ал. Блока. <т.1>, изд. писателей в Ленинграде, 1928, с. 194.

2М. В. Матюшин. Дневники. Тетрадь № 15. -РО ИР ЛИ, ф. 656.

3 Там же, Тетрадь № 2.

4Е. Гуро. Бедный рыцарь. - ГПБ, ф. 1116, ед. хр. 3, л. 48.

5Е. Гуро. Небесные верблюжата. СПб., 1914, с. 14.

6Велимир Хлебников. Зангези. М., 1922, с. 1.


 

Из книги «Органика. Беспредметный мир Природы в русском авангарде ХХ века.

Выставка в галерее Гмуржинска. Куратор и автор каталога Алла Повелихина. Кёльн 1999 – 2000. М., 2000»