Наташа Тамручи. «Тайная жизнь тел»

В наших отношениях с телом остается много неясного. Стремительно растущие знания в области строения человеческого организма, вопреки ожиданию, делают еще более затруднительным, чем прежде, ответ на простой вопрос: что мы имеем в виду, когда произносим "Я"? На какую часть этого "Я" может претендовать наше тело? На сколь малую часть? Никто же из нас, будучи в здравом уме, не сможет сказать: "я - это мое тело!" Из чего, по логике вещей, должно следовать, что "мое тело" - это определенно не я. И однако, как раз оно позволяет меня узнавать, именно мое тело, представительствует в социуме от лица моего "Я" и это ему поручено продемонстрировать другим мою безусловную единственность в мире, и именно оно должно врезаться в их память, поселив там об-раз, который в мое отсутствие будет им меня заменять. Как усмирить столь явное противоречие?

Исполняя такую важную функцию, способно ли тело удовлетвориться служебной ролью безмолвного носильщика мыслей, как нам того бы, без сомненья, хотелось?
В сущности, это вопрос о том, где кончается епархия нашего сознания, включая его подполье, и где начинаются чужие земли, которые это нарциссическое сознание, подобно известному сказочному авантюристу, непрочь себе приписать.
Потому что "молчащее тело" означает тело паралитика. Только в этом случае от тела не поступает никаких сигналов, только парализованное тело остается безучастно к сознанию, не способное ни помешать его мыслительным усилиям, ни как-нибудь иначе воздействовать на них.
Заметим себе в то же время, что тело паралитика - это тело, вышед-шее из повиновения, оно игнорирует приказы мозга, оно живет "само по себе", в автономном режиме. Ситуация самая располагающая к тому, чтобы не только говорить о теле в третьем лице, но и думать как о постороннем.
Но даже в этой своей демонстративной обособленности тело жиз-ненно необходимо сознанию, поскольку последнее, как ни крути, не в силах оставить след, лишившись поддержки плоти.

Является ли тело субъектом или все-таки вещью? Предположим, оно является вещью. Какой?
Что это за предмет, который мы вынуждены повсюду таскать за собой? Без которого нам - никуда. Без которого просто не можем ступить ни шагу.
Все осложняется тем, что это живая вещь. И ее жизнь, от которой мы так зависим, с которой мы напрямую связаны, нам - практически - не-подконтрольна. Она способна преподнести сюрприз. Чем старше мы становимся, тем ее таинственные планы все менее и менее согласу-ются с нашими намерениями. Это возмутительный факт, с которым трудно мириться. Но что же делать? Что делать?

Или все же тело - субъект? Кто он тогда по отношению к нам: двойник? Слуга? Дитя? Попутчик?

Когда мы говорим, что обладаем телом, означает ли это в действи-тельности, что тело у нас в подчинении? Кто кому служит? Кто у кого на поводу? Когда мы говорим: "Я устал", мы в самом деле хотим ощущать усталость?

Тело исподволь навязывает нам себя, внушая уверенность, будто мы сами - никто другой - желаем свои желания.
Стоит ли этому верить? Ведь мы готовы, порой, кому-угодно платить свои кровные, чтобы перестать хотеть то, чего хочется, к чему нас неодолимо тянет помимо собственной воли (здесь каждый мог бы предъявить свой индивидуальный список запретных желаний - невинно-опасных, вредных, глупых, постыдных или порочных). Все это очень подозрительно...

Тело - источник наших тайных сомнений и вечного беспокойства. Мы к нему ревниво приглядываемся. Как оно? Конкурентно способно? Как оно в этих штанах? А в этом платье? А без?
Что здесь необходимо добавить или убрать?
Что можно еще испробовать?
Пластический хирург?
Диета?
Может, пирсинг?

Но когда просыпается властная потребность в партнере, мы возлага-ем на него все надежды, мы отправляем его как солдата в бой: тело становится нашим главным оружием завоевания - сексуального за-воевания Другого.
И тут наступает его звездный час, открывается его ослепительная способность превращаться в орудие удовольствия - собственно, сводить нас с ума.

Понятно, однако, что больше всего толкает нас к переживанию един-ства с телом - не секс, а боль. А разобщает? Это тоже понятно.
С некоторых пор принято считать, что тело - часть нас самих. Да, это часть нас самих - но не совсем. Только отчасти часть.

Если принять бахтинский тезис о теле как границе внутреннего и внешнего человека, то интересно узнать, что случится с первым, внутренним человеком, если его внешнему воплощению по несчастливому стечению обстоятельств придется, например, отрезать ногу? Какие неосязаемые потери последуют за этой ампутацией? Какой непоправимый ущерб понесет его невидимый внутренний мир, и понесет ли он их? Да или нет?

Но вот тело начинает стареть. Оно расползается, теряет упругость, выходит из своих границ, напрочь забывая о пропорциях, превра-щается в бесформенный куль, собирается в складки, покрывается сетью морщин и рябью пигментных пятен. Что, это тоже я? Разве эти безобразные процессы отражают мою внутреннюю жизнь? Разве таков портрет моей зрелой личности? В этом месте со всею жесткостью встает вопрос о подлинности. Кто здесь лжет? С чем мы имеем дело? С грубой клеветой реальности или с заблуждением чувств, с искаженным самоощущением (если такое возможно)? И как распознать, по какую сторону этого кривого зеркала обитает мое настоящее "Я"?